Дневник, 2005 год [январь-сентябрь] - Сергей Есин

Ну вот, все записал, теперь о главном. Вечером перед концертом говорил с Аллой Демидовой. Она рассказывала о своем гастрольном спектакле по "Гамлету". Это как бы мастер-класс, с двумя в начале молодыми актерами. Мне показались очень интересными ее слова, что согласно античной традиции актер должен выходить на сцену совершенно спокойным, не взвинчивая и не накачивая себя. Алла Сергеевна привела поучительный рассказ Ахматовой о славе, о двух ее ипостасях. Одна — это когда тебя видят в экипаже и говорят: вон поехала в ландо Ахматова; другая — когда ты стоишь неузнанной в очереди за селедкой, а тебе в спину читают твои же стихи.

Видел выступление на концерте Евгения Миронова, он пел песню из спектакля "Бумбараш" московской "Табакерки". Потом разговаривал с ним. Вспомнили Сережу Кондратова. Мысль сыграть П.И. Женя еще не оставил, даже отказался от этой роли в каком-то среднем кинопроизведении. (Я, кстати, обещал ему дневники П.И. - не забыть послать.)

В этом же концерте выступал Максим, он читал сдержанно, с внутренним напряжением, стихи Федора Соллогуба, Даниила Хармса и собственную "Бабочку-книгу". И его стихотворение спокойно встроилось в ряд классиков.

2 марта, среда. Пишу вечером совершенно больной. Все мои сложности с дыханием начались именно здесь, в гатчинском кинотеатре, уже потом были больница, Александр Григорьевич Чучалин и приговор на всю оставшуюся жизнь — астма. И вот опять вчера вечером насморк, ночью болит горло, а днем совсем расклеился. Доконал меня, конечно, сегодняшний полускандал на заседании жюри. Дело это для меня обычное, такое уже было, интеллигенция вообще не очень любит работать вместе. Для меня-то это одиннадцатый фестиваль, и я все вижу в определенной динамике, где один фестиваль поддерживает другой. Но по порядку.

Утро началось с фильма Романа Балаяна "Ночь светла". Действие происходит в некоем интернате для слепо-глухонемых детей. Свои маленькие трагедии, любовные натяжения, пейзажи, характерный разговор жеста. Прекрасно работают молодые актеры Андрей Кузичев и Алексей Панин. Сценарий фильма сделал Рустам Ибрагимбеков, почерк которого алгебраичен до изумления. Я, правда, помню "Страну глухих" с точно найденным приемом. Смотрел с интересом, но ощущение сосчитанности сюжета не отпускало. Утвердил меня потом в моих сомнениях Андрей Павлович Петров, который рассказал, что на одном из зарубежных фестивалей — он там также был членом жюри — еще до начала просмотров предложил исключить из списка участников все фильмы, где играют дети, потому что в их оценке должны работать иные законы.

Второй фильм, "Анна", на который я пошел, как и Игорь Федорович Масленников — мы потом поделились с ним, — в предвкушении неминуемого, как с "Чайкой", провала, вдруг оказался фаворитом фестиваля. На жюри, через час после окончания фильма, мы дали ему Гран-при. В каталоге он определен так: "по мотивам пьесы А.Островского "Без вины виноватые"", — тем не менее сюжет довольно далек от пьесы. Действие происходит в наши дни, нет никакой Кручининой, а есть некая певица Анна Романова, которая наподобие Николая Барышникова или Нуриева осталась за рубежом, стала великой певицей и вернулась на родину. Естественно, у нее сын, который нашелся, в фильме даже есть с самого начала как бы ожидаемый монолог: "Я пью за матерей, бросающих своих детей…" Все это разделено огромными оперными вставными номерами. Режиссер — Евгений Гинзбург, тот самый, чей спектакль в цирке "Свадьба соек" я только что одобрил, будучи экспертом на присуждении премии Москвы. Все было бы невероятно банально, если бы Гинзбург не выстроил материал по законам жесткой музыкальной мелодрамы. Как же это будет смотреться обычным зрителем! По крайней мере, такой знаток, как Андрей Петров, утверждал, что фильм сделан лучше знаменитого блокбастера "Чикаго".

Теперь о работе жюри. Все крутилось вокруг не фильмов, а представлений о ранжире того или иного писателя, режиссера или актера. Большая дискуссия с прицелом на Гран-при шла вокруг осиповских "Страстей по Марине" и фильма Урсуляка. Мне очень понравился мой разговор, после заседания, с Леной Тимофеевой, главным координатором фестиваля. "Ну, почему вы ничего не дали Урсуляку?" — "А вы видели его фильм?" — "Нет, не видела, но парень он очень хороший". И тут я вспомнил одну реплику Мэри Лазаревны Озеровой. Мы сидели в редакции "Юности", и кто-то сказал: как Есин по почерку похож на Трифонова. На это М.Л. заметила: "Только Есин любит людей, а Трифонов нет, он все считает". В общем, дали Гран-при фильму с Казарновской, комплект книг за "Страсти по Марине", комплект книг за "Русское" и 5 тысяч евро Артюхову за неизменное следование русской культуре. Все остальное значения не имело.

Поздно вечером мне в номер позвонил Витя Матизен с протестом по поводу "Анны". Что делать, Витя, это коллективное мнение. Правда, с этим решением жюри не согласились Светлана Брагарник и Сережа Говорухин.

Довольно много читал Жида и Фейхтвангера, никакой идеи по поводу этого чтения пока нет. Как только у меня появляется температура, ум отказывается работать, все вяло, в полоборота.

3 марта, четверг. Уже второй день я болен. Есть какая-то закономерность в том, что каждый раз в Гатчине я простужаюсь и приезжаю в Москву совершенно разбитым. Это, наверное, связано с тем, что зал в кинотеатре из экономии не топят, днем он нагревается от людского тепла, а протапливают его к вечеру, когда начинаются платные вечера и фильмы. Посильно борюсь с простудой. Андрей Павлович снабдил меня каким-то лекарством. А Светлана Михайловна Брагарник дала за столом "безошибочный" рецепт: водку с перцем, но и это не помогло.

Уже крепко больной, с бронхитом и севшим голосом, поехал на пресс-конференцию. Сережа Говорухин, видимо демонстрируя свое индивидуальное несогласие с жюри, на конференцию не поехал. Кстати, забегу вперед и расскажу, чтобы с этим покончить, крошечный инцидент вечером, во время заключительной церемонии награждения. Мне рассказал об этом Андрей Харитонов, который не только хороший актер, но и умница — он вместе с традиционной Шевель и вел всю церемонию. Так вот, Сережа будто бы сказал, что не выйдет на сцену вместе с жюри. Он не согласен с первой строчкой решения! Это, конечно, могло вызвать некоторое недоумение. Но на этот раз представление жюри не планировалось. "Как же так?" А вот так! Ах, русский человек, ему еще обязательно надо на все стороны рассказать о том, что он не согласен. Впрочем, в своем заключительном выступлении я признал, что решение жюри на этот раз достигнуто не консенсусом, а большинством голосов.

Но вернусь к конференции. Вопросы задавали, как и всегда, два человека — Витя Матизен и Володя Вишняков. Все крутилось вокруг все той же "Анны". Я чего-то объяснял, но разве столкуешься в понимании сути, большого стиля, особого жанра, народного лубочного начала фильма. Журналистам кажется этак, а вот людям в возрасте, уже прожившим жизнь в искусстве — Петрову, Масленникову, Мельникову, да и мне, — все видится по-другому. Генриетта Карповна поддержала эту точку зрения таким аргументом: дескать, Сокурову в Берлине ничего не дали за его "Солнце", жюри решило по-другому, нежели наши журналисты. Ну, чего еще объяснять? Витя Матизен с особой едкостью спросил, сознаю ли, что здесь именно я выступаю против всего критического киносообщества? Чего-то я и здесь объяснял.